То, что творилось во мне, нельзя никак описать. Боль, причиняющую мне эти мучения, не каждому понять, я бы её вычеркнула из всех сердец мира, чтобы никто, никто и никогда не оказывался на моем месте. Меня распирал страх, что я опоздала с выбором, и я отдала все свои силы, чтобы спасти Оливию. «Ви интерно», и в папу… в бездушного летит сверкающий шар.
— Джейсон! — прокричала девушка в плаще и побежала к нему. Ветер освободил большие светлые кудри от черного капюшона. Изящные ноги волшебницы подвели её, и она упала.
Папа повернул голову, услышав сорвавшийся на визг крик. Увидев шар, быстро приближающийся к нему, он распахнул глаза в удивлении: не от страха, он не боялся смерти. Глаза расширились только на мгновенье, они сузились от звериной злости, верхняя губа обнажила оскал. «Найф!» — выкрикнул он и швырнул в меня свою волшебную палочку. В полете она сверкнула стальным блеском и устремилась на меня ещё с большей скоростью, скользя и разрезая воздух. Через пару секунд мое заклинание ударило папу в грудь. Зачерпнув губами воздух и ворвавшийся в двери белый дым, он взглянул на меня появившимися зрачками и упал без сознанья на пол.
«Глупая», — обвинила себя я, всеми силами пытаясь встать. От боли голова зазвенела, из глаз побежали искры. Чуть приподнявшись и оперевшись о сломанную ногу, я рухнула обратно, ударившись головой об стену. Заклинание опустошило меня, и у меня даже не хватало сил заплакать. В живот влетела папина волшебная палочка. От удара тело прогнулась, голая поясница коснулась холодной стены. Из сжавшихся от боли легких вырвался воздух. Руки сами метнулись к ране и наткнулись на рукоятку ножа. Обхватив его двумя руками, я выдернула его и закрыла кровоточившую рану руками, зажимая, и захлебываясь в боли.
В голове гремело тяжелое дыхание. Зал вновь помутнел и расплылся. Воздуха было невыносимо мало, и мне совсем его не хватало. Горький ком застрял в горле. В комнату ворвались люди в синих костюмах и масках, они пробирались по густеющему дыму, держа палочки наготове. Голова и веки потяжелели, и я потеряла сознание.
Глава 20
— Я конфет принес, — громко прошептал Оливер за ширмой.
— Я тоже пару нашел. Ливи, хочешь? — спросил Фред.
— С вареньем хочу, — прошептала она. Её голос был невероятно прозрачным.
В глаза била белизна и чистота комнаты. Впервые, очнувшись, я не хотела двигаться, хотелось опять заснуть. Как бы я не мечтала, но больничные ширмы не скрывали меня от мыслей и яркого холодного света. Несмотря на близкие голоса, я впервые очнулась наедине с собой, и, казалось, вместе со мной сразу же пробудились мысли. Я винила себя, но никогда бы не поменяла свое решение. Единственное, от чего бы я отказалось, это от нужды выбирать. Я потратила много времени, чтобы представить, что было бы, если я сделала другой выбор, но почти ничего бы не изменилось. Много путей на гору, а вид с горы всё равно одинаковый. У меня было два пути, но на вершине меня ждала одна и та же боль.
Послышался шорох оберток и скрип койки. Пружины громко заскрипели под чьим-то весом.
— А можно и мне?
— С добрым утром, Коннон, — сказала Оливия.
— Милый носик, — съязвил Оливер.
— Спасибо, тебя тоже неплохо раскрасили.
Раздался очередной шелест и хлопок конфеты об пол. Коннон тихо нагнулся за сладостью, заскрипев кроватью. Громкий шелест и сладкое смакование.
Я сжалась клубочком и, не чувствуя тепла тела, накрылась с головой одеялом, заставляя себя снова провалиться в безликий мир сновидений. Легкость и никакой боли в теле. Мне не было страшно умереть. Я жаждала спрятаться.
* * *
У Коннона был сломан нос, и из больницы он сбежал буквально на следующий день. В первый раз, когда я его увидела уже вне больницы, нос у него был ровнее обычного и шикарно смотрелся на бледном лице.
* * *
Фред не был сильно поврежден, но все свое время до выписки брата он проводил в больничной палате. После того случая с Оливером он боялся расставаться с ним надолго, даже медсестра не могла его выкурить из больничного крыла. Фред прятался от мадам Ли под койками, за ширмами, залезал в палату через окно, даже один раз попытался пройти сквозь стену, но у него застряла пятка, и вытаскивали его из стены всей школой.
* * *
— Стойте! — завопил Оливер, когда медсестра протянула руки, чтобы вправить ему сломанный нос.
— Вы же только медсестра. Вы уверены, что умеете чинить нос? — волновался за брата Фред.
— Милана так часто у меня бывает, и каждый раз с новым диагнозом. Я на ней уже весь медицинский справочник натренировала, — ответила медсестра и снова потянулась к сломанному носу.
Я никак не среагировала на её шутку и продолжила без особого интереса наблюдать за происходящим.
Оливер схватил Лилу Ли за руки и с совершенно серьезным, испуганным лицом спросил:
— Вы нос когда-нибудь людям вправляли?
— Так, хватит! — ударила по рукам Оливера медсестра. — На счет три вправляю. Раз, — проговорила она, положив руки на нос Оливеру, и он заойкал. — Я ещё ничего не сделала.
— Да, простите.
Оливер глубоко вдохнул и громко выдохнул. Фред любопытно наблюдал за мадам Ли, сидя прямо напротив неё и Оливера, чтобы удобней было все видеть. Мадам Ли начала считать, и он заинтересованно открыл рот. Не досчитав до трех, медсестра вправила Оливеру нос. После громкого хруста, чуть вскрикнув, Оли схватится за него.
— Убери руку, — приказал брату Фред. — Убери, не видно же. — Оливер послушался. Его глаза выдавали мольбу об оценке. — Боже! — закричал испуганно Фред, и Оливер вздрогнул. — Да он… он… Да он идеальный!
Оливер облегченно выдохнул, даже не ответив брату на издевку. Фред расхохотался над лицом брата, а Оливия потянула Оли за рукав, чтобы он повернулся и дал ей оценить работу мадам Ли. Медсестра довольная собой, прошествовала в каморку.
У Оливера помимо сломанного носа были многочисленные ушибы и ожоги от защиты на двери, в которую он влетел, и выписали его почти самым последним из нас.
* * *
Оливию пару дней не покидала слабость, и хорошее настроение проходило мимо неё.
Она недолго пролежала в больнице, но тот роковой день она запомнит навсегда. Ещё долго при мимолетном упоминании о первом утре нового года она вздрагивала, улыбка пропадала с её лица, а по глазам, казалось, что она снова и снова переживала тот день.
* * *
Даша тяжело восприняла новости о сестре. Она корила себя за все, хоть её никто и не обвинял. Её родители сразу как смогли забрали домой, и больше я её не видела. Перед уездом она дала мне прочесть записку Мисы, которую нашли у неё в кармане. На бумаги нервно плясала темно-фиолетовая волна:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});